По вопросу сохранения памятников индустриальной культуры
![]() |
Каркас на Шуховской башне |
По всей стране индустриальное наследие, и так небогатое, подвергается варварским нападкам жадных до денег коммерсантов. Одну из вышек ЛЭП, построенных по проекту Шухова 1926 года, уже свалили и разобрали на металлолом. Осталась еще одна, формально охраняемая государством, но реально - совершенно беззащитная перед мародерами.
![]() |
Опора ЛЭП конструкции Шухова. Построена в 1926-1929 г. |
Собственники предприятий, получившие их в результате приватизации недавних лихих 90-х и поэтому не испытывающие абсолютно никаких эмоций к истории, традициям и наследию управляемого ими предприятия, с легкостью режут металлоконструкции 100-летней давности и без зазрения совести сдают их на металлолом. Так, например, в Новокузнецке поступили с домнами и мартенами - их просто начисто срезали.
А ведь мартеновский цех на КМК проектировал тоже Шухов. И это обошлось уже немолодому тогда инженеру весьма дорого - у него случился сердечный припадок, вызванный, по всей видимости, трениями с американцами по поводу проекта. Вот как об этом написано в книге "Повесть о великом инженере":
2 августа 1930 года Владимир Григорьевич делает в своей тетради краткую пометку: «Проверка американцами наших расчетов и чертежей Кузнецкого строительства». Запись, датированная 3 августа, показывает, что научно обоснованным расчетам Шухова консультанты противопоставляют свои, весьма упрощенные расчеты, полностью списанные из распространенной тогда в Соединенных Штатах книги Мило «Проектирование сооружений сталеплавильных цехов».
«Сердечный припадок». Только эти два слова содержит запись от 5 августа. Нелегко, надо полагать, Владимиру Григорьевичу (в эту пору ему уже исполнилось 77 лет) давались длительные дискуссии и споры. На следующий день Шухов снова на ногах, снова продолжает борьбу за свой проект. Вот строчки, помеченные 6 августа: «Американцы настаивают на поправках нашего проекта Кузбасса. Требуют изменения колонн, верхних связей, оснований и т. д. Особые требования предъявляют к жесткости секций длиной 60 метров».
Если верить мемуарам тогдашнего руководителя Кузнецкстроя Бардина, Шухов пробил-таки свой проект, не изменив его в угоду американцам:
...американские консультанты приехали лишь тогда, когда не только были уже готовы рабочие чертежи, но даже были изготовлены основные колонны, и им пришлось согласиться с проектом «Паростроя».
Это мартеновское здание по количеству печей, по их размерам и тоннажу являлось в те времена первым в мире. К проекту приступили в августе 1929 года, рабочие чертежи стали получаться в июне 1930 года. Четыре печи вместе со зданием на шесть печей были готовы в сентябре 1932 года, и первая печь дала первую плавку.
Здание было значительно экономнее последующих мартеновских цехов других заводов, спроектированных под руководством американцев. Оно было рассчитано сразу на двойную садку и в эксплуатации не потребовало никакого укрепления подкрановых балок и колонн.
В статье "Кузбасского рабочего", написанной в связи со сносом того самого мартеновского цеха, с сожалением констатируется, что этот случай индустриального вандализма - не единичный:
И вот Кузнецкого комбината нет. Первую домну, объявленную историческим памятником, с фундаментом из дикого камня разобрали, не моргнув глазом. Да что им дело до нашей славы? Их деньги где-нибудь в Люксембурге, а дети - в Кембридже. Здесь они только зарабатывают, выжимая последнее из непостроенного ими.А что же у НИХ? Как обстоят дела с сохранением индустриальной истории на западе? Автор сокрушается огромной пропастью между отношением к индустриальной истории в России и в США:
...Когда-то в Питтсбурге нас повезли в местный музей города. Это оказался старый металлургический завод на берегу реки Аллегейни, который был превращен в музей. Там сохранили все металлургические агрегаты, превратив их в экспонаты, - домна и мартеновская печь в разрезе показывают, как шли процессы выплавки чугуна и стали. Фотографии рассказывают о страшном смоге, висевшем над этим крупнейшим сталеплавильным центром США. Зайдя в одно из помещений, где в полумраке мерцали свечи, а за стеклами витрин располагались старинные расшитые одежды, я впервые услышал песнопение старообрядцев, до сих пор живущих в окрестностях Питтсбурга.Собственно, вот так стирается история России, как индустриальной страны.